Теодор Жерико умирал от тяжелой болезни. Еще совсем молодой, он не собирался сдаваться. Несмотря на то, что уже не мог ходить, даже в постели он продолжал заниматься живописью.
— Как прошла операция? — спрашивали его.
— Ох, и не знаю. Я в это время размышлял о картине. Пока врачи рылись у меня во внутренностях, я попросил положить мне под голову побольше подушек, свернутый матрас и развернуть лицом к полотну. Так и промыслил все это время.
Один друг зашел к нему в эту пору и обнаружил, что Жерико рисует карандашом собственную руку!
— Господи, что вы делаете?
— Рисую левую руку. Представляете, ей бы ни за что не добиться такого превосходного анатомического анализа, если бы не моя слабость. Вот она, эгоистка, и пользуется. А правая, хоть и завидует, но понимает, что у нее нет никакой надежды. Смиряется, бедная труженица!